Лев гумилев, сущность традиции и кошмары этнических химер переходящих в антисистему. «Малый народ»: элитная антисистема Господь долго хранил Русскую землю

Для определения этнической антисистемы ; получил широкое распространение в русскоязычной литературе преимущественно в области гуманитарных наук ; в настоящее время существует множество пока ещё неудовлетворительных общих определений, например: «система, выполняющая по отношению к данной противоположную функцию» , «система с отрицательным уровнем системности» , и т.п. Сам Гумилёв даёт следующее краткое определение :

Этническая антисистема по Гумилёву

Примечания

Литература

• Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Глава XXXVIII. - М., 1979.
• Мичурин В. А. Словарь понятий и терминов теории этногенеза Л. Н. Гумилёва. - Л., 1993.
• Корявцев П.М. Философия антисистем. - СПб., 1994. Саратов, 2003. 4-я редакция. Автореферат (1993,1996,1998,2004).
• Мельников В.И. Теория замкнутой системы / – Норильск, 2003. – 148 с.
• Макаров С.П. Экономическая система и антисистема. история , копия ) // Философия хозяйства , 1999, № 1, с. 38-47.
• Румянцев М.А. Экономика как система образов (недоступная ссылка с 26-05-2013 -

Игорь Шафаревич раскрыл и предал гласности "кощееву тайну" влиятельного слоя российской элиты

19 февраля скончался великий русский учёный Игорь Ростиславович Шафаревич. ХХ век — век катастроф и триумфов русской нации - был также временем невиданного расцвета русской мысли. Он дал стране и миру целую плеяду выдающихся мыслителей. Особое место среди них принадлежит академику Игорю Ростиславовичу Шафаревичу. Его философские и исторические труды дают (подчеркиваю: "дают", а не "давали") принципиально новую систему координат восприятия русской истории и современного мира. Они не только обогащают читателя новыми знаниями, они коренным образом меняют его мировосприятие - а следовательно, меняют самого человека. Именно поэтому чтение работ Шафаревича для многих и многих, включая автора этих строк, стало вехой в биографии, а его уход из жизни - личной утратой.

Игорь Ростиславович умер. Но осталось открытое им знание. И теперь уже только от нас зависит его сохранение и распространение. Насколько эти задачи актуальны, наглядно показали похороны Шафаревича. Российские власти, официально осуждающие русофобию и провозгласившие патриотизм одной из высших ценностей, "не заметили" смерти великого русского мыслителя. Егор Холмогоров, автор одной из наиболее глубоких статей, посвящённых памяти Игоря Ростиславовича, написал об этом как о парадоксе: "Официальные пропагандистские рупоры как воды в рот набрали… Всё особенно показательно, если учесть, что современный путинский мир в значительной степени сформулирован именно Шафаревичем… Многие тезисы Шафаревича давно перекочевали без ссылок в речи патриарха и президента".

Однако никакого парадокса в этом нет. Реакция официоза на смерть Шафаревича лишь подчёркивает всю остроту проблем, о которых он писал. Да, Путин реабилитировал слово "русский" и даже заявил ещё недавно совершенно немыслимое: "То, что хорошо для русского человека, - то и национальные интересы России". Но разве куда-либо исчезли из власти те, с чьей подачи до самого недавнего времени на федеральных каналах слово "русский" употреблялось не иначе как в сочетаниях "русский фашизм" и "русская мафия"? Борьба национальных и антинациональных сил далека от завершения, правящий слой России перестал быть откровенно антирусским, но и прорусским не стал. Как очень чётко сформулировал в одной из своих последних работ Игорь Ростиславович: "Власть вынуждена обращаться к русским национальным чувствам, к пассионарности, заложенной в генах русского народа. Власть заинтересована в том, чтобы выглядеть русской, но чтобы это достигалось ценой минимального числа реальных действий и максимального числа красивых слов".

В связи с этим, сразу возникает вопрос: "Почему нельзя было произнести, хотя бы для формальности и хотя бы минимум, "красивых слов" в связи с кончиной великого учёного? Откуда такая ненависть к нему?". На так называемый "антисемитизм" Шафаревича это не спишешь. В антисемитизме обвиняли и Солженицына. Я уверен: первопричина в том, что Шафаревич раскрыл и предал гласности "кощееву тайну" влиятельного слоя российской элиты. Он доказал, что на политическом поле России действуют силы, для которых одним из главных побудительных мотивов является даже не нажива, а ненависть к русскому народу, русской культуре и государственности. Иными словами - доказал, что внутренний враг - не выдумка мракобесов и сталинистов, а объективная реальность. А это прямой вызов жизненным интересам этого слоя.

Конечно, сам факт появления, ещё в XIX веке, русофобии у части российского общества был известен и раньше. О нём не раз писали современники. Например, Фёдор Тютчев: "Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего всё более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей - кстати, весьма почитаемых". Достоевский говорил уже об особом общественном слое, представителей которого отличает не тот или иной взгляд на политические или экономические проблемы страны, а то, что они ненавидят Россию, "так сказать, натурально, физически: за климат, за поля, за леса, за порядки, за освобождение мужика, за русскую историю, одним словом, за всё, за всё ненавидят".

Таких высказываний, в том числе и по ХХ в., можно привести множество. Шафаревич же в теории "Малого народа" на примерах мировой истории показал, что чувство ненависти к своей стране или окружающему миру в целом (по-научному - "отрицательное мироощущение") - не просто специфическое свойство конкретных людей или групп, а мощный социальный фактор, оказывающий самое непосредственное воздействие на общественно-политические процессы: "Последние века очень сузили диапазон тех концепций, которыми мы способны пользоваться при обсуждении исторических и социальных вопросов.

Мы легко признаём роль в жизни общества экономических факторов или политических интересов, не можем не признать (хотя и с некоторым недоумением) роли межнациональных отношений, соглашаемся, на худой конец, не игнорировать роли религии - но в основном как политического фактора, например, когда религиозная рознь проявляется в гражданских войнах. На самом же деле, по-видимому, в истории действуют гораздо более мощные силы духовного характера - но мы их не способны и обсуждать, их не ухватывает наш „научный“ язык. А именно от них зависит - привлекательна ли жизнь людям, может ли человек найти своё место в ней; именно они дают людям силы (или лишают их). Из взаимодействия таких духовных факторов и рождается, в частности, это загадочное явление: „Малый Народ“".

Созданная Шафаревичем теория "Малого народа" раскрывает, как, казалось бы, "сущая сентиментальщина" - чувство ненависти к окружающему миру - рождает мощные социальные силы разрушения и определяет их неизменные черты независимо от времени и места действия. "Малый народ" везде и всегда искренне убеждён в своей избранности ("вменяемые среди невменяемых"), а также в своём праве и предназначении разрушать окружающий "свинарник" до основания - естественно, во имя светлого идеала. Духовные корни нации, традиционное государственное устройство и уклад ему враждебны и ненавистны. Народ - лишь "материал", причем всегда плохой "материал". А раз нечего и некого жалеть, то ради достижения светлого идеала всё позволено. Отсюда ложь как принцип и, при возможности, массовый террор. В кризисные периоды представители "Малого народа" как наиболее бескомпромиссные обличители всех и всяческих язв легко оказываются на лидирующих позициях. Именно их революции выносят наверх, и именно они придают им характер тотального разрушения. Поэтому появление "Малого народа" всегда означает вызов самому существованию нации, созданной ею культуре и государственности.

Шафаревич первым открыл и показал роль фактора ненависти (русофобии) в истории России ХХ в. Не Малый народ вызвал потрясения 1917 и 1991 гг. Для этого было предостаточно социальных, экономических, политических и идеологических причин. Но именно Малый народ, его чувство ненависти к России, совершенно иррациональное стремление к уничтожению всего русского - причина того, что социальные революции дважды ставили страну и народ на грань национальной катастрофы.

Наглядный пример. Храм Христа Спасителя - храм-памятник в честь победы русского оружия в Отечественной войне 1812 года, символ императорской России. Новые власти храм взорвали. В самом факте нет ничего необычного для периода революционных потрясений. Уничтожение символов прежней жизни нередко сопровождает революции и аналогов подобного преступления, увы, в истории можно найти немало. Но есть у этой истории одна уникальная особенность, которую без учёта фактора ненависти объяснить невозможно. После взрыва из части мраморных досок с именами героев войны и описанием побед русской армии, украшавших стены храма Христа Спасителя, сделали ступеньки лестниц в Третьяковской галерее, перевернув их надписями вниз. В результате, русский человек, сам того не зная, мог увидеть шедевры русского искусства, только поправ ногами славу своих предков. Такое не объяснишь никаким "измом". Как ничем рациональным не объяснишь строительство общественных туалетов на месте снесённых православных соборов. За этим нет ничего, кроме сладострастного, с потиранием рук и хихиканьем, глумления над ненавистным тебе народом и его ценностями.

Ненависть к России, как главный побудительный мотив деятельности Малого народа, неизбежно порождает одно очень важное его свойство, открытое Шафаревичем, - готовность выступать под любыми, даже прямо противоположными лозунгами и знамёнами. Если человек ненавидит и стремится уничтожить окружающий мир, общество или его культуру, то он будет использовать те формы борьбы, которые в данный момент наиболее эффективны, которые позволяют аккумулировать протестную энергию миллионов людей, а причины такого протеста всегда разнообразны. Поэтому Малый народ в зависимости от времени и места выступает в самых различных общественно-политических формах, и за форму он вовсе не держится. Пламенных коммунистов 20-х годов в 90-е сменяют якобы их антиподы - пламенные антикоммунисты-либералы, а направленность их деятельности остаётся неизменной. "Если отжать основное ядро литературы современного "Малого Народа" (в либеральном обличии), попытаться свести её идеи к нескольким мыслям, то мы получим столь знакомую концепцию "проклятого прошлого", России - "тюрьмы народов"; утверждение, что все наши сегодняшние беды объясняются "пережитками", "родимыми пятнами" - правда, не капитализма, но "русского мессианизма" или "русского деспотизма", даже "дьявола русской тирании". Зато "великодержавный шовинизм" как главная опасность - это буквально сохранено".

Раскрыл Шафаревич и ахиллесову пяту Малого народа. "Малый народ вырабатывал пути для революционера, разрушителя или отрицателя. Как показала история, это исключительно мощное орудие. Такое мировоззрение снабжает психологию человека сильнейшим запасом энергии. С другой стороны, оно чрезвычайно заразительно. Благодаря этим двум своим свойствам Малый народ часто побеждает и приходит к власти. Власть оказывается в руках его представителей, революционеров, профессионалов-разрушителей. Но они действуют в многомиллионной стране, у жителей которой основная цель - не уничтожать, а как-то жить, воспитывать своих детей так, чтобы они, в свою очередь, тоже могли бы жить. В результате представители Большого народа постепенно выходят из своего подчинённого положения. Даже в правящем слое они в значительной степени занимают места революционеров, совершивших переворот".

Именно этим в значительной мере определялось то, что на смену тотальному разрушению 20-х годов в 30-е пришел новый виток развития России в обличии СССР. Есть шанс, что зарождение подобного процесса мы наблюдаем и сейчас. Вместе с тем, как показывает Шафаревич, вывод о том, что Малый народ всегда приводит к власти и своего "могильщика", вовсе не повод для самоуспокоения. Малый народ, казалось бы, проигравший в Советском Союзе, при первом же системном кризисе вновь оказался на коне, как всегда выступив за самые радикальные способы решения проблем. К чему это привело страну и народ - мы хорошо знаем. Поэтому столь актуальным для нас является вопрос, поставленный Шафаревичем: "Может ли такой процесс смены одного Малого народа другим повторяться несколько раз - это для нас вопрос не абстрактный, так как мы сейчас сталкиваемся с опасностью уже третьего подобного переворота. Появились более радикальные течения, обвиняющие существующую администрацию в тоталитарных методах, в отходе от принципов демократии и так далее. Это обычно как раз язык Малого народа".

Сможем ли мы не наступить на одни и те же грабли в третий раз, будет зависеть только от нас самих. Новый расцвет России совсем не предопределён. Как не предопределено и то, что нам снова придётся сокрушаться на развалинах государства - "целились в путинизм, а попали в Россию". Борьба ещё далека от завершения.

Необходимым для принятия правильных решений знанием Игорь Ростиславович Шафаревич нас вооружил. Вечная ему память.

АНТИСИСТЕМА

К жизнеотрицающим учениям Гумилев отнес гностицизм, манихейство, исмаилизм, павликианство, богомильство. Если вокруг такого учения формируется община из людей, искренне принимающих жизнеотрицание, то Гумилев называл такую общину «антисистемой». Антисистемы враждебны миру, природе, биосфере, опасны для существования нормальных этносов.

Вера в предопределение, по мнению Гумилева, тоже угодна дьяволу, потому что снимает ответственность с человека за поступки. Вот почему к людям с жизнеотрицающим мироощущением Гумилев отнес и блаженного Августина, и Жана Кальвина, а их противников, соответственно, к сторонникам добра и света, верующим в истинного Бога. Поэтому естествоиспытатели, изучающие биосферу, и оказались в одном лагере с Пелагием, последовательным сторонником свободы воли и оппонентом Августина.

В нормальных условиях нормальные люди к антисистеме не примкнут, такие общины образуются только в зонах негативных этнических контактов, внутри этнических химер, где, как в коммуналке с неуживчивыми соседями, все друг друга ненавидят, а нормальные этнические традиции искажаются из-за контактов с чужаками. В этнических химерах появляется много людей с жизнеотрицающим мироощущением, которые и объединяются в антисистемы.

На первый взгляд, учение очень логичное и удивительно непротиворечивое, но только на первый. Владимир Губайловский, не только профессиональный математик, но и человек, сведущий в современном естествознании, сразу же поймал Гумилева на дилетантизме:

«…Почему кванты, которые рождаются при аннигиляции, проваливаются в никуда? Они, может быть, тут же сталкиваются и порождают новые частицы, процесс-то обратимый. <…> Неплохо, кстати, было бы и успокоить своих читателей, вспомнив, например, что не могут все частицы вещества аннигилировать. Это противоречит закону сохранения барионного заряда. <…> Так что стремление социального человека к пустоте – то есть к уничтожению и смерти, образ которой Гумилев находит в аннигиляции и превращении всей массы в излучение, ограничено не только биологической природой и инстинктами человека, но и фундаментальным физическим законом. Но этот вывод никак с теорией этногенеза не связан.

Картина, нарисованная Гумилевым, красива и зловеща. Чувствуешь себя виртуальной частицей, которая вот прямо сейчас и аннигилирует. <…> Но никогда никакая аналогия не была доказательством. У географии свои законы, у физики свои, и что бы там в физике микромира ни происходило, вряд ли это существенно для понимания этногенеза. Научное рассуждение так строиться не может».

Конечно, но ведь перед нами не наука, а религиозное учение, которое Гумилев только закамуфлировал под научное. Гумилев не обманывал своих читателей, «камуфляж» был искренней попыткой соединить несоединимое. Тем не менее для научного наследия Гумилева учение об антисистемах сослужило дурную службу. Оно оттолкнуло от Гумилева многих серьезных исследователей. Тот же Губайловский, сначала «очарованный» научной мыслью Гумилева, прочитав девятую часть «Этногенеза», превратился в последовательного критика «гумилевщины».

А ведь в учении об антисистемах еще немало слабых мест. Гумилев, не только историк, но и географ, к тому же много интересовавшийся проблемами экологии и развития биоценозов, не мог не знать, что почти все экологические преступления человечества совершены вовсе не представителями зловещих антисистем, а самыми обычными людьми, которые руководствовались не мироотрицанием, а банальной корыстью, жаждой легкой наживы. Леса на Аппенинском полуострове свели за много столетий до появления патаренов. Не альбигойцы сливали в Гаронну и Луару промышленные стоки. Не исмаилиты истребили туранского тигра.

К сожалению, последователи Гумилева превратили учение об антисистемах в нечто и вовсе карикатурное. К антисистемам отнесли не только коммунизм, но и «западный социализм» и либерализм. Что общего с жизнеотрицанием у сторонников социальной справедливости? Неужели же можно причислить к антисистемам рабочие партии, боровшиеся за повышение зарплаты, за восьмичасовой рабочий день и оплачиваемый отпуск? Что общего с мироотрицанием у защитников прав и свобод человека?

Более того, нельзя причислять к антисистемам и нацизм с коммунизмом. С последним все как будто ясно. Коммунистический идеал – всеобщее равенство в свободном бесклассовом обществе, справедливое распределение плодов труда, интернационализм и мир между народами – утопия, но никак не мироот рицающая. А нацизм и подавно далек от антисистем. Идеология нацизма представляла собой самый бесстыжий национальный эгоизм, она обернулась ужасом для Европы, но мир, жизнь, природу нацисты не отрицали никогда.

К сожалению, люди поверхностные и слабо знающие историю решили, что антисистемы и несут ответственность за самые страшные преступления, совершенные нацистами и коммунистами. Своим наивным последователям невольно подыграл и сам Гумилев, в одном из интервью назвавший Сталина человеком, сочетавшим пассионарность с «негативным, жизнеотрицающим выбором». Но Иосиф Виссарионович тоже любил жизнь, что не мешало ему уничтожать сотни тысяч невинных людей. При всем том он не стремился истребить всё живое на земле во имя слияния с абстрактным Абсолютом. Не причислил же Гумилев к антисистемам легизм правителя Шан Яна и не посчитал империю Цинь антисистемой, хотя немного найдется в истории человечества деспотов, подобных Цинь Ши Хуанди, хоронившему заживо последователей Конфуция.

Фото: кадр из фильма Стэнли Кубрика "С широко закрытыми глазами" (1999)
https://izborsk-club.ru/14417#a3
Русская цивилизация против антисистем
В.В. Аверьянов, А.В. Елисеев, А.Ю. Комогорцев, М.В. Медоваров 30 ноября 2017
Доклад Изборскому клубу под редакцией Виталия Аверьянова

Россия, всегда укрощавшая системы со знаком минус, исторические «антимиры», на этот раз встает перед вызовом глобальной отрицательной цивилизации.

Введение

Понятие антисистемы, разработанное Л.Н. Гумилевым, получило достаточно широкое признание в социальных науках, при этом оно вызывает многочисленные дискуссии и имеет немало трактовок и интерпретаций. Цели настоящего доклада не связаны с тем, чтобы описать и представить существующие трактовки теории антисистемы в их разноголосице. Речь идет об оперативном использовании понятия «антисистема» как глубоко актуального концепта. На наш взгляд, через этот концепт раскрываются чрезвычайно важные, можно сказать, конститутивные черты Русской цивилизации, которая исторически неоднократно выступала как противник и укротитель антисистемных тенденций как в своей национальной жизни, так и в глобальном масштабе.

В интеллектуальном патриотическом сообществе весьма популярен тезис об отождествлении православного понятия Катехона (Удерживающего) и исторической России - причем во многих случаях этот тезис распространяется не только на традиционную русскую монархию, не только на Православную Церковь, но на Россию в разных ее исторических воплощениях. Иными словами, сегодня все больше превалирует цивилизационное понимание миссии России. В этом есть немалая правда - поскольку цивилизационная преемственность связывает между собой эпохи, в которых причудливо сменяют друг друга разные политические режимы и формы правления, по-разному выстраивается и формат духовного производства. Однако Россия изживает противоречия эпох, «выдавливает» из себя антисистемные элементы, преодолевает собственные мутации и сохраняет свойства органической системы-цивилизации. Изживание этих внутренних противоречий русской жизни чаще всего сопряжено с огромными жертвами и утратами. Однако даже на переходе от мутагеннного, зараженного вирусами «минус-цивилизации» состояния к выздоровлению, еще не одолев до конца собственную антисистему, Россия отвечает на вызов внешних антисистем (так происходило в 1941-1945 гг., так происходит и теперь, в Сирии).

Что же такое антисистема? Можно выделить пять сущностных характеристик антисистемы как типа социальной общности:

3) Истина и ложь в антисистеме не противопоставляются, а приравниваются друг к другу, превращаясь из реальных модусов человеческого сознания в манипулятивные, игровые, притворные. Отсюда, согласно Гумилеву, «так или иначе, вырастает программа человекоубийства». При этом ложь может рассматриваться внутри антисистемы как праведность.

4) Помимо закрытости по отношению к внешнему миру существует и закрытость между верхними и нижними этажами самой антисистемы. Верхушка слишком слаба сама по себе, чтобы осуществить «снос» мешающих ей традиций. Наиболее трудную работу антисистема стремится решать «чужими руками». Эту работу за неё выполняют антисистемные орды, на которые элита взирает с некоторой брезгливостью, но обойтись без их «услуг» не может. После этого наступает её час - на дымящихся руинах прежних культур, государств, этносов она, подобно мастерам-каменщикам, пытается выстроить свой заветный «храм» по своим собственным чертежам.

5) Антисистемы герметичны и эзотеричны и способны к созданию многоуровневой защиты в виде с одной стороны нескольких степеней посвящения, не позволяющих адептам учения быстро приблизиться к их тайной сути, а с другой стороны - к капсулированию и долгому пребыванию в «свернутом», «спящем» состоянии в неблагоприятных внешних условиях. Закапсулированные, антисистемы могут хранить в себе разрушительный социальный вирус в ожидании ослабления положительной системы.

В связи с антисистемами Гумилев ввел и еще один термин - химеры, то есть социальные образования, складывающиеся в результате вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, после чего агрессор пытался жить за счет побежденных. Все антисистемы образуются именно в этих зонах контакта взаимодействующих этносов, в зонах химер, понимаемых как наложение двух различных этнических полей, колеблющихся с разной частотой. Наложение двух ритмов ломает оба ритма и создает какофонию, в которой и рождаются антисистемные настроения или «извращения». Взаимодействие этнических полей может быть не только химерным, но и симбиотическим (например, союзы этносов, их взаимодействие в империях или коалициях, где есть общие стратегические цели и культивируется уважение к суверенности и своеобразию друг друга). Симбиоз традиций (не только этнических, но и религиозных, культурных, цивилизационных) возможен там, где не допускается смешения культур, коррозии духовно-культурных ядер этих традиций.

Было бы ошибкой полагать, что антисистемы - «всего лишь» относительное зло, представляющееся таковым в зеркале иной культуры (В. Цымбурский в отношении враждующих цивилизаций; позиция А. Дугина в споре о «контринициации») или просто продукт смеси несовместимых культурных или религиозных традиций (В. Махнач о ереси офитов). Секрет антисистемы заключается не в попытках скрестить несовместимое, а в том что такие попытки находят почву для широкого распространения, субстрат для воспаления новой пожирающей материнское общество социальной общности-язвы, «черной дыры», внутри которой ее члены действуют сплоченно и целеустремленно. В конечном счете, антисистема развивается там, где происходит взаимная аннигиляция иерархий и духовных стержней нескольких, пусть сильно различающихся, но положительных культур.

Антисистемный «компромисс» между «враждующими» цивилизациями оказывается источником не мира и гармонии, а гибридной мутации и в конечном счете энтропии. В известном смысле антисистема питается тем, что в новой исторической ситуации люди утрачивают способность к гармоничной вере, утрачивают связь с традициями предков. Смешение в области духа приводит к смазыванию духовного миросозерцания, о чем писал Ф.М.Достоевский в романе «Бесы»: «Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы, и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать». Похожую мысль до евразийцев отстаивал и К.Н. Леонтьев в его концепции «вторичного смесительного упрощения культур».

Проводя аналогию с онкологическими заболеваниями, можно отметить, что согласно современным исследованиям, раковые клетки и микроопухоли регулярно возникают в организме каждого человека, но гибнут под воздействием системы противоопухолевого иммунитета. Общество, в котором внутрисоциальный аналог такого иммунитета по той или иной причине оказывается ослабленным, неизбежно встает перед угрозой перерастания локальных микроантисистем (существующих практически в каждом социуме) в полноценную антисистему, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отсюда возникает настоятельная необходимость в постановке вопроса об особой программе опережающего укрепления иммунитета традиции-цивилизации как своего рода динамическом консерватизме.

1. ТИПЫ АНТИСИСТЕМ

Если Гумилев как историк работал преимущественно с античными и средневековыми антисистемами, оставляя за кадром антисистемы Нового времени, то его последователи спроецировали данную методологию и на Новое время, и на нашу современность. Так ученик Гумилева В.Л. Махнач отметил в своих лекциях специфику новых антисистем: «Они существенно отличаются от прежних тем, что их ненависть обращена не на мироздание вообще, а на конкретную культуру. Именно с такими антисистемами мы имеем дело с XIV века по сию пору».

В течение XX века происходила дальнейшая мутация антисистемных вирусов, формировался своего рода венец вирусной эволюции - глобальная антисистема, антисистема-ядро, которая после распада Советского Союза приобрела невиданный масштаб и выступает теперь в роли координатора и генератора едва ли не всех существующих антисистемных проектов. Именно данное обстоятельство и послужило главной причиной написания настоящего доклада.

Рождаясь всегда как «гибрид» несовместимых традиций, антисистема в итоге воплощается в создании синтетических квази-религиозных образований, сект, ересей, оккультных практик, а также на их основе - подрывных и деструктивных организаций. Различные антисистемы могут иметь различный диапазон действия, будучи настроенными на уничтожение конкретной традиции-системы либо же многих позитивных традиций-систем. Глобальная фаза развития антисистем характеризуется обращенностью против всех позитивных систем с претензией на десуверенизацию государств, построение мондиалистской силовой и правовой матрицы, деградацию культур как своеобразных целеустремленных систем с собственной духовной субъектностью и их смешение в глобалистском плавильном котле.

ЕРЕСИ

Христианское учение о ересях можно считать первым прототипом концепции антисистемы. Богослов V века н.э. св. Викентий Лиринский, описывая обновление и разворачивание традиции и разума в Церкви, предложил метафору преуспевания организма и противопоставил ему «примешивание» - когда новое и чуждое все-таки внедряется в веру: «Если начнут примешивать к древнему новое, к своему чужое и к освященному непотребное, то обычай сей неизбежно распространится по всему, так что после ничего уже не останется у Церкви ни целого, ни неповрежденного, ни неиспорченного, ни нерастленного».

Наиболее ярким примером проявления антисистемы в мировой истории считается гностицизм. Несмотря на чрезвычайную пестроту учений, из которых он состоит, все они сходятся на противопоставлении духовного и материального мира, который воспринимается ими как порождение деструктивных «демиургических» сил. Отсюда мироотрицающая настроенность гностиков, их гнушение миром и своего рода «брезгливость» по отношению к миру - черта, ставшая свойством практически всех антисистем. Гностические идеи издревле вызывали большой интерес в части правящих европейских элит. Основные версии гностицизма настаивали на принципиальном неравенстве человеческих существ, которые подразделялись на: людей, которые так или иначе получили от исходной высшей непроявленности (Плеромы) божественные «искры» Пневмы (пневматики); «полулюдей» обделенных «искрами», но наделенных разумом и душой (психики) и «нелюдей», у которых нет ни того, ни другого (гилики). «Полноценными людьми» в буквальном смысле этого слова являются только пневматики, все остальные - бесправные, бренные существа, жизнь которых смешна, презренна и бессмысленна, ибо они изначально созданы не предназначенными для спасения. Отсюда логично и практически неизбежно вытекает идея о возможности и даже необходимости безжалостной эксплуатации психиков и гиликов в интересах немногочисленных носителей «настоящего гнозиса». По мнению ряда исследователей, такого рода гностические идеологемы были инкорпорированы во «внутренние» доктрины, составляющие скрытое мировоззренческое «ядро» современной транснациональной элиты и «Западного проекта» в целом. Следует добавить, что те же самые гностические «ядра» скрываются за фасадом наиболее радикальных течений ислама: карматов, исмаилитов, современного ИГИЛ. В этом смысле весьма показательны тесные связи (в том числе родственные) исмаилитов с королевскими домами Европы и, в первую очередь, Великобритании. Антисистемное течение ваххабизм также восходит своими корнями к гностицизму карматов.

Вопреки расхожим трактовкам влиятельнейшая ересь-антисистема раннего Средневековья - манихейство - является не чем иным как ветвью гностицизма, а ее дуализм восходит не столько к зороастризму, сколько к завязи гностических систем, сложившихся в среде бурлящего вокруг нарождающегося христианства иудейского диссидентства. (Иными словами, можно считать гностицизм продуктом злокачественной коррозии культурных ядер иудейства и эллинства - ставших антиподобием и «черной тенью» их доброкачественного синтеза в христианстве.) Борьба с ересью манихейства со стороны христианского мира шла более 5 веков, а победа над ними оказалась мнимой - поскольку манихейство заразило антисистемным вирусом большое число социумов. Исследователи полагают, что к «потомкам» манихеев можно отнести ереси павликиан, маркионитов, богомилов, вальденсов, карматов, тондракитов, а также некоторые течения исмаилизма. К этому же ряду относятся ставшие нарицательным именем альбигойцы и катары, против которых был объявлен в XIII веке крестовый поход и ради искоренения которых была создана Святая инквизиция.

«До манихеев в мире не было более последовательной в смысле уничтожения антисистемы, — отмечает современный исследователь. — Только манихеи первыми поставили своей целью даже не упрощение каких-либо систем, а полное уничтожение всего материального мира. Поэтому и эффект от воздействия манихейской антисистемы намного превзошел то, чего достигли античные антисистемы. В ней впервые были доведены до абсолюта такие традиционные принципы антисистем, как жизнеотрицание, право на ложь и тайная организация общин. При всем этом манихеи доказывали, что борются с мировым злом и утверждают идеи добра и справедливости».

В известном смысле и современная глобальная антисистема является наследницей гностицизма и манихейства, хотя буквальные параллели здесь не совсем уместны, поскольку антисистема обычно существует не как орден с железной дисциплиной, а как сетевое единство в многообразии. (К примеру, одна из хорошо изученных антисистем Средневековья катары состояла, по подсчетам папских легатов, не менее чем из 40 сект, солидарных между собой в противостоянии внешнему миру, но отличающихся друг от друга по нюансам своих еретических воззрений, нормам и ритуалам. Известно также, что все они почитали своим главой «папу катаров», который жил в Болгарии.) Антисистема не имеет однозначного центра, вернее, её центр находится «везде и нигде» (по образному масонскому выражению). Внутри разветвленной антисистемной сети могут действовать сотни разных структур (обществ, клубов, лож и т. д.), и один конкретный элемент может одновременно участвовать в деятельности множества таких образований. Все они выполняют свою функцию и, в связи с этим, каждый имеет свою ценность (и цену). Вместе с тем это не означает, что при борьбе с антисистемами невозможно вычленить их ключевые ядра и жизненно необходимые институты - к примеру, в современных условиях наиболее ощутимые удары по антисистемам можно нанести, добившись существенного ущерба их финансовым структурам.

Еще одним учением, о котором необходимо упомянуть в связи с генезисом антисистем, является иудейская каббала, которая была изначально тесно связана с гностицизмом. К примеру, Л.А. Тихомиров отмечал, что еврейский язык пропитывает гностические термины, а первоначальный гностицизм вышел «из области тех сирийско-еврейских мистических учений, которые составили, вероятно, и первые фазисы в развитии Каббалы». Сходство гностицизма с каббалистическими воззрениями столь велико, что «исследователи невольно производят то гностицизм из Каббалы, то наоборот». Тихомиров ссылается на мнение такого знатока как Адольф Франк, который «готов из нее производить учения гностиков». Каббалистические воззрения служили средой для антисистемных сект в самой иудейской среде, к примеру, для саббатиан (последователей лжемессии Саббатая Цви (1622-1676)), которых сами же иудеи характеризовали как разрешивших себе прелюбодеяние, воровство, клятвопреступление и делали это, по выражению Якова Эмдена, с намерением, чтобы насытить нечистую силу и тем ускорить пришествие Мессии.

Однако гораздо большее значение чем секты внутри иудаизма имели каббалистические влияния в других культурах - эти влияния, можно сказать, стали практически неотъемлемым фактором формирования антисистем в Западной Европе начиная с позднего Средневековья и до Нового времени. Тайные общества и течения, в миросозерцании которых присутствовала Каббала наряду с гностическо-оккультными элементами, играли роль реформаторскую и революционную. В особенности это относится к франк-масонству.

ТАЙНЫЕ И ПОДРЫВНЫЕ ОБЩЕСТВА

Все антисистемы герметичны, поскольку вербовка адептов из среды позитивной системы подразумевает, что необходимо немалое время, чтобы вовлечь его в свой круг, не испугав и не оттолкнув на первых этапах. Тайны «беззакония» нельзя открывать недостаточно для этого зрелым. Принцип разрешенности лжи действует внутри антисистемы так же как и вовне, поскольку ложь при посвящении адепта в более высокую степень (в масонстве таких степеней насчитывается 33) трактуется как «педагогическая» практика, подготовка к восприятию высшей истины.

Очень часто антисистемные тайные общества осуществляют сложный синтез разных религиозных учений, их оккультную гибридизацию, что оправдывается идеей «Единого Бога», либо единого эзотерического ядра всех религий и традиций. В такой постановке вопроса уже содержится противопоставление большинству существующих верований как экзотерических институтов, в каждом из которых, якобы, затемняется единая универсальная истина.

Теоретики антисистем указывают на такое их свойство как способность к изменению знака: когда представители антисистемы захватывают власть в некотором регионе, сама антисистема меняет знак. Прекращая саморазрушение, она порождает в обществе более или менее деспотический режим, в котором представители антисистемы образуют элиту. Этот режим не разрушает сам социум, ибо социум рассматривается только как некое средство благоденствия новой власти. Подобные, сменившие знак, антисистемы могут жить долго, отказавшись от основного принципа антисистемы - отвержения мироздания. Однако, потерпев политическое поражение и потеряв место «элиты», подобная антисистема снова меняет знак, ибо законсервированный характер не меняет ее сущности: потеряв власть, перестав быть «элитой», антисистема снова становится антисистемой, снова подталкивает этнос к саморазрушению. Примеры - антисистема карматов, которая в X в. в Египте основала эмират Фатимидов и довольно быстро трансформировалась в своего рода «полицейское государство». Другой пример, близкий нам - перерождение антисистемы большевиков в результате сталинской эволюции советского государства. Причем первый этап перерождения начался еще при Ленине с введением НЭПа. В данном вопросе важно понимать, что вместе с перерождением антисистемы происходит и ее радикальное кадровое обновление - на место «борцов» необходимо рекрутировать «работников», как это определил Лион Фейхтвангер, живописуя в 1937 году построение на месте троцкистско-ленинской системы новой сталинской системы. Тем не менее, представители антисистемы в элите полностью не могут быть искоренены, часть антисистемы капсулируется и через какое-то время оживляется (в СССР этот процесс получил название «оттепели», а следующий цикл оживления капсулированных вирусов привел уже к горбачевской перестройке и новому разрушению системы с положительным знаком).

Если во время Великой Французской революции транснациональный масштаб антисистем был еще незначительным, то к 1917 году он был уже вполне ощутим - вплоть до того, что одно из главных ядер зарождающейся мировой антисистемы (финансовые кланы, расположенные на Бродвее 120) приняло непосредственное участие в финансировании и организации как февральских, так и октябрьских событий в России. Вопреки расхожему мнению, основные финансовые средства, полученные большевиками через Парвуса, перевел вовсе не немецкий Генштаб, а банкирский дом Варбургов из Нью-Йорка. Варбурги же были тесными деловыми партнерами главного инициатора свержения русского самодержавия Якоба Шиффа. Парвус лишь прикрывался сотрудничеством с Германией, чтобы особо не афишировать иной источник финансирования. Можно с большой долей уверенности сказать, что уже в 1917 году транснациональная антисистема использовала разные неосистемы и подрывные возможности в целях ликвидации российского Большого Пространства.

МАЛЫЙ НАРОД

В отношении изучения современных антисистем следует отметить особый вклад французского историка Огюстена Кошена и российского математика и философа Игоря Ростиславовича Шафаревича, которые использовали для обозначения исследуемых ими антисистем категорию «малый народ». На примере истории Французской революции Кошен определял «малый народ» как сообщество интеллектуалов, философов, публицистов, юристов, которое сформировалось во Франции в предреволюционные годы. Они составляли меньшинство в любом городе, но это было активное меньшинство. Его представители поддерживали друг с другом переписку, всегда были в курсе новостей, которые касались их интересов, и умели эти интересы реализовывать, используя все доступные им средства. Шафаревич в свою очередь подчеркивает, что «этот слой уже сложился… лет за двадцать с лишком до революции. Суть процесса заключается в отделении этого слоя от остального народа (…) «Малый Народ» выступает исторически в роли мастера, в руках которого остальной народ - лишь материал». Заметим, что подобное самоощущение весьма характерно для носителей гностического мировоззрения а значит и большинства существующих антисистем.

Анализируя вопрос о функционировании антисистемы в рамках Русской цивилизации, Шафаревич в работе «Русофобия» показывает, что антисистемы в России и в дореволюционной Франции имеют одну и ту же идеологию - буржуазную, либеральную, прогрессистскую. Кошен не находит однозначной этнической основы, формирующей мировоззрение «малого народа». Шафаревич при рассмотрении российского варианта «малого народа», приведшего страну к революции 1917 г., также не связывает его напрямую с каким-либо национальным течением, хотя и оговаривает важную роль еврейского фактора.

Для идеологии любой антисистемы характерным является постоянное противопоставление всего прошлого и ныне существующего будущему, причем такому будущему, которое кажется идеальным идеологам антисистемы. Особенно ярко данная черта проявилась в прогрессистских революционных антисистемах. По мысли Кошена, малый народ зарождается на основе разрыва со всякой исторической традицией: религиозной, этической, политической - и замены всех их новой верой в Разум. Захват власти «малым народом» и порабощении им «большого народа», по образному выражению Кошена, «напоминает работу лилипутов, связывающих спящего Гулливера». Ничего не подозревающие массы попадают в тщательно и умело расставленные «сети», состоящие из якобинских клубов, интеллектуальных обществ, предвыборных органов, комитетов, трибуналов, правовых и силовых инструментов, созданных заговорщиками заранее. В данном случае мы имеем дело с антисистемами, которые сознательно и систематически готовились к захвату власти. Не удивительно, что опыт Французской революции революционеры следующих поколений рассматривали в качестве образца.

О. Кошену принадлежит еще одна важная заслуга - он ярко и убедительно описал причины особого психического настроя антисистем, который можно охарактеризовать как параноидально-нигилистический. Представители «малого народа», за спиной которых в качестве духовных поводырей стояли энциклопедисты и члены тайного общества иллюминатов, считали себя «чистыми» по отношению к «большому народу», и при этом они остро осознавали непреодолимую бездну, отделявшую их от нации в целом: «Малый Народ завоевал, поработил большой народ, и навязал ему свои законы. И тотчас же начались изгнания, грабежи и убийства; ибо законы Малого Государства не годятся для большого. (…) В реальном мире якобинская партия всегда будет в опасности и, следовательно, вынуждена будет прибегать к насилию (…) Вот что чувствует весь Малый Народ, начиная с самого видного своего «оратора» и до самого безвестного из своих «агентов»; и вот почему он так дорожит тезисом защиты». Патологический психизм «малого народа» порождает и особо остервенелый террор, и «ненормальную настойчивость» распускаемых ими ложных слухов как способ фабрикации искусственного народного мнения, наконец, формирование целой машины коллективного действия, неуклюжего и неумолимого в своих поступках революционного голема, который в итоге отправляет на гильотину и «своих детей», и «своих вождей»: «Без всякого невероятного заговора, без неправдоподобной извращенности, благодаря одному лишь функционированию социальной переписки, внутри Малого Града вырабатывается целая система лжи, в которой нуждается политика защиты, чтобы удержаться…» — так объясняет Кошен социально-психологический механизм антисистемы в момент удержания ею власти.

Очевидно, все сказанное Кошеном справедливо в отношении многих других революционных переворотов, в которых побеждали антисистемные партии и секты. Справедливо это и в отношении «красного террора» в России. И это объясняет как неизбежность «термидорианского» перерождения, так и глубинные причины того, почему антисистема тотального разрушения общества и массовых убийств перерождается в государство с положительным знаком. При этом само перерождение (термидор, установление диктатуры и т.д.) также дается большой кровью. Антисистема не уходит со сцены истории без яростного сопротивления.

АНТИСИСТЕМЫ И КОНТРСИСТЕМЫ

Некоторые историки пытаются втиснуть в рамки понятия антисистемы и такие явления как инквизицию, орден иезуитов, опричнину Ивана Грозного и другие подобные феномены. В целом такие попытки не выдерживают критики, хотя и нельзя отрицать, что в данных структурах можно заметить довольно яркие проявления, похожие на те сущностные признаки антисистем, которые мы перечислили выше. Однако, во-первых, эти проявления носят частный характер, а, во-вторых, они не определяют сущности данных спецсистем, которые создавались, безусловно, в качестве реакции на угрозы со стороны антисистем. Скорее следует говорить не об усвоении инквизиторами или опричниками каких-то черт антисистем, а об окраске, которую они получили в ходе борьбы с ними.

Святая Инквизиция, несмотря на все свои пороки и недостатки, последовательно боролась с антисистемными силами в течение нескольких веков, и в этой борьбе могла переходить разумные пределы и даже фальсифицировать объект своей работы (свойство скорее деспотических государств, чем антисистем - масштабная карательная машина в целях самосохранения всегда имеет тенденцию к расширению фронта своих работ).

Опричнина была чем-то вроде прото-спецслужбы, особого института альтернативного государева двора, созданная для уничтожения спор ереси жидовствующих, опаснейшей антисистемы, частично капсулированной на тот момент в Русском государстве, а также связанных с ней сепаратистских антисистемных сил (княже-боярской оппозиции, западнической новгородской олигархии и т.д.). Иван Грозный использовал опричнину для решения целого комплекса стоявших перед ним стратегических задач, но главными задачами были именно эти - контр-антисистемные. Надо сказать, что решил он большинство поставленных задач блестяще.

Иезуиты, несмотря на репутацию лицемеров, не гнушающихся фальсификацией и подлогом, сумели создать механизмы самовоспроизводства, заняв важную нишу внутри католической традиции - их можно назвать чем-то вроде папской контрразведки, в задачи которой входило остановить разрастание протестантизма, который в какой-то момент грозил практически «снести» Католическую церковь. После выполнения своей миссии в ходе Контрреформации иезуиты нашли себе новые задачи, в сущности связанные с той же миссией: купированием антисистем, которые угрожали римскому престолу и его стратегическим интересам.

Данный тип социальных институтов, так или иначе стоящий на службе позитивных систем (традиционного государства, церкви, существующей этнокультурной традиции, общественной нравственности и т.д.), не может быть отнесен к антисистемам, а заслуживает какого-то особого термина - мы предложили бы называть их специальными контрсистемами.

Однако, более сложной становится эта проблема, если в фокус зрения попадает такое специфической свойство специальных служб и разведок как «двойные» и «тройные» агенты. Это не какие-то частные случаи, а скорее определенный закономерный риск, возникающий в зоне пересечения и трения между разными цивилизациями, государствами и религиозными институтами. Не говоря уже о том, что в этой же зоне возникает сложнейшая игра и борьба между системами и антисистемами. Как и в случае с химерами, здесь возникает питательная почва для антисистемных явлений. Двойные стандарты были свойственны практически всем антисистемам. К примеру, революционно-эсхатологические антисистемщики зачастую мотивированы в целом альтруистически, взыскуя соединения с Абсолютом - пусть и в извращенном «аннигиляционном» формате. Однако, их разрушительная активность весьма на руку силам более расчетливым и предельно эгоистическим. К примеру, к таким силам следует отнести сегмент старинной европейской аристократии, который сохранял верность тем представлением, согласно которым аристократы (по крайней мере, их продвинутая часть) происходят от богов и должны властвовать как боги.

Уже манихеи практиковали двойные стандарты - с одной стороны отрицание властей и собственности на низшем уровне, с другой - разрешение всячески обогащаться на высшем, для наиболее продвинутых адептов. В дальнейшем, через много веков многие антисистемщики явят пример подобного соединения «коммунизма» и «капитализма». Особенно здесь выделяется фигура А. Парвуса - социалиста и крупного торговца, у которого Троцкий взял идею перманентной революции. Как мы указали в начале, антисистема складывается как некое двухэтажное образование, на верху которого находятся сверхэлитарии, а внизу - союзные и, в то же время, враждебные разрушители систем (упоминавшиеся выше как «антисистемные орды»).

В XX веке ситуация настолько запуталась, что грань между контрсистемой и антисистемой зачастую просто невозможно распознать, если не владеть ситуацией изнутри. К примеру, известный левый теоретик и политик Линдон Ларуш характеризуется такими парадоксальными чертами как троцкистское идеологическое происхождение и одновременно глубокое и яростное разоблачение антисистемной изнанки современного западного мира. В то же время бывший кадровик Совета национальной безопасности США Норман Бэйли определил движение Ларуша как «одну из лучших частных разведслужб в мире».

Итак, специальные контрсистемы являются скорее специфическими органами позитивных систем. Но поскольку по ходу развития борьбы с антисистемами они вынуждены принимать участие в «право-левой игре» конкурирующих цивилизаций и в сопутствующей этой игре активизации подрывных сил, то специальные контрсистемы тесно соприкасаются с антисистемами и вступают с ними в сложные взаимоотношения. Яркими примерами рискованной игры являются в истории русской революции такие явления как «зубатовщина», «азефовщина», участие царских спецслужб в подготовке как февральской, так и октябрьской революций. В советский период истории спецслужбы и партийные структуры активно занимались поддержкой и направлением подрывных сил в целом ряде зарубежных стран.

Однако помимо специальных контрсистем, созданных государством, существуют и контрсистемы общественного происхождения, в частности, это могут быть контрэлитарные политические группы, радикалы, протестующие против социальной несправедливости. В протестной среде в эпоху Нового времени тенденции контрсистемные и антисистемные тесно переплетаются. Пониманию сути антисистемы препятствует её радикалистская интерпретация, которой придерживаются многие крайне левые и даже крайне правые критики существующего строя. Для них «Система» (именно так, с большой буквы) - это некий универсальный сверхмеханизм подавления человеческой личности и/или различных органических человеческих сообществ. Дескать, этот всемирный монстр создан могущественной группой наиболее продвинутых элитариев с целью установления и поддержания своего господства. Марксистская трактовка государства как машины подавления и насилия по сути своей является антисистемной, извращенной. К этому же ряду относится и идея «Системы». Тем более что критикуемые радикалами элитарии в ХХ столетии все больше представляют не мифологическую «Систему», а именно антисистему, направленную в конечном счете на разрушение всех существующих в мире систем. Антисистема действует эволюционно, и поэтому ее конкретные представители и институции могут действительно казаться частями «позитивной» системы. Надо сказать, такая терминологическая путаница выгодна антисистеме.

В отличие от антисистем система представляет собой целостность и единство элементов, находящихся в самых разных связях друг с другом, она делает элемент чем-то большим, чем просто часть, в определенном смысле поднимая его до уровня целого. Ультраэлитариям такое отношение к части предельно чуждо, они рассматривают саму часть (себя, свои модели жизнедеятельности и институты) как нечто, превышающее целое. И в такой оптике элемент не может не вырваться из системы, тем самым разрушая её. При этом, конечно, никакого равенства элементов не предполагается, хотя идею равенства часто бросают в массы в качестве идейно-философского прикрытия, необходимого для ослабления и разрушения системы.

«Понятие «химера» у Льва Николаевича нельзя назвать чётким и ясным. В книге «Хунны в Китае» сказано, что император Тоба Хун II своей реформой создал «табгачско-китайскую химеру.

Люди, жившие в этой стране, стали рассматриваться не как табгачи или китайцы, а только как подданные императора. Конечно, его современники не могли сразу забыть свои обычаи и нормы поведения, но их дети, рождённые около 490 г., выросли в обстановке не только утраты, но и прямого запрещения всех традиций. К двадцатым годам VI в. они достигли зрелости и, хотя ещё помнили, что их отцы были табгачами или китайцами, сами уже не были ни теми, ни другими. Весь сознательный период их жизни прошёл в обстановке жестокого правительственного зажима, основанного на подчинении народа грубой силе. В качестве же идеологического утешения им был предложен буддизм, рекомендовавший не придавать значения мирским благам, поскольку и горе и радость - иллюзия. Однако налоги взимались отнюдь не иллюзорно, и службу приходилось нести неукоснительно, так что действительность ежеминутно вступала в конфликт с идеалами».

При чтении этих строк напрашиваются два вывода: во-первых, химера - это этнокультурный феномен, во-вторых, Гумилёв писал о событиях 1500-летней давности, но думал об истории создания «новой исторической общности» советских людей. Любопытно, что пришедший в голову младшему современнику Гумилёва образ манкурта относится к той же самой исторической эпохе (V-VI вв.).

В качестве примера химеры в этнологическом смысле слова учёный приводил Орден меченосцев (позднее - Ливонский Орден) в Прибалтике, где господствующий слой немецких дворян жил за счёт покорённых народов - эстов, ливов, латышей и куршей .

Ещё страшнее, согласно Гумилёву, антисистемы . Так этнолог называл общности людей с разрушительным мировоззрением и соответствующей ему жизненной практикой. Образование антисистем учёный считал следствием развития химер. Впрочем, далеко не каждая химера порождает антисистему. И вообще, тезис об обязательной взаимосвязи химер и антисистем не выглядит доказанным. Однако антисистемы, по убеждению этнолога, всегда возникают в районах межэтнических контактов.

Как яркий пример антисистемы Гумилёв приводил манихейство. Вот какую характеристику он дал этому вероисповеданию:

«Высшей добродетелью манихеев было неприятие жизни, неудовлетворённость, которая неизбежно порождала уныние.

Вторая добродетель - непримиримость ко всему плотскому - исключала сострадание и милосердие, следовательно, давала простор жестокости, возводя её в принцип.

Третья установка - изнурение плоти путём совмещения аскетизма и распутства - делала возможным существование семьи, которая была лишь терпима, но не благословенна.

Эти три принципа диаметрально противоположны христианству, где уныние - смертельный грех, милосердие - добродетель, а создание моногамной семьи - акт веры и таинство».

По Гумилёву, антисистема всегда стремится погубить и природу, и людей, поскольку её приверженцы считают жизнь мучением, а небытие - благом».

Смирнов И.Ю., Взлёты и провалы в истории этносов: о жизни и творчестве Л.Н. Гумилёва - взгляд из XXI века, М., «Ленанд», 2014 г., с.112-113.